Уже почти экс-ректор и вот-вот будущий президент Южно-Уральского госуниверситета — о том, как изменился крупнейший вуз Южного Урала за последние 17 лет, что будет с «болонской системой» в России, возвращении в науку и конверте для преемника.
Через две недели ректор ЮУрГУ Александр Шестаков станет президентом одного из крупнейших университетов России. Наш разговор, хоть и было отчасти посвящен тем 17 годам, которые Александр Леонидович провел, возглавляя вуз, но вовсе не оказался «прощальным». Благо кабинет президента ЮУрГУ — через коридор от кабинета ректора. А сам Шестаков полон сил и желания помочь своему преемнику.
— Александр Леонидович, как бы вы оценили то, как за последние 17 лет изменился ЮУрГУ? Что поменялось при вас в качестве ректора в вузе, качественно, количественно?
- Как-то оценивать себя я не стану — это должны делать другие люди. Могу сказать только, что все эти 17 лет я старался развивать университет. Конечно, за это время были и непростые периоды. Мы в России живем, тут кризисы и перемены дело привычное. Но мне видится, что все это время ЮУрГУ системно развивался.
Если брать «крупными мазками», то в 2007 мы выиграли финансирование в рамках нацпроекта «Образование». Деньги по тем (да и по нынешним) временам немалые — около 750 миллионов рублей. Которые мы потратили в основном на развитие лабораторно-исследовательской базы, создание новых лабораторий.
Затем мы боролись, и выиграли право называться национальным научно-исследовательским университетом. Серьезный статус. Плюс, опять-таки, серьезные деньги — в общей сложности почти два миллиарда рублей, которые мы также вложили в развитие научной инфраструктуры.
Затем было участие в федеральной программе «5-100». Деньги в ней были поменьше, но она стимулировала нас активнейшим образом развивать международное сотрудничество — создавать международные лаборатории, кооперироваться с иностранными учеными, появилось большое число иностранных студентов и аспирантов.
ЮУрГУ успешно участвует в федеральной программе «Приоритет-2030». Мы пошли немного иным, нежели наши коллеги, путем, хотя и понимали, что конкуренция может быть выше. Сначала мы выиграли так называемый базовый грант в 100 миллионов рублей, а затем взяли и специальный грант для национальных исследовательских университетов.
Сейчас мы заканчиваем подготовку в рамках программы создания передовых инженерных школ. Подали заявку, ждем рассмотрения.
По сути, за эти годы мы выиграли практически все возможные крупные гранты, которые давало правительство страны на развитие университетов. И конечно, это серьезно повлияло на наше развитие.
Но, наверное, главное за эти годы — то, что с помощью этих возможностей у нас появились обширные международные связи, научные и образовательные. Это не только, скажем, иностранные студенты, которые учатся у нас, но и ученые, серьезные ученые, которые с нами сотрудничали и сотрудничают. В 19 наших лабораториях руководители или ведущие научные сотрудники — профессора из зарубежных университетов.
Одним из ученых, который с нами успешно работал, стал профессор из Оксфорда, один из ведущих в мире специалистов по расходометрии, что для Челябинской области с ее заделом в области приборостроения, очень актуально.
Если говорить чуть глобальнее, то за эти годы ЮУрГУ стал международным университетом — известным, уважаемым, признанным.
И если уж говорить о вехах развития вуза, связывая это с временем руководства того или иного ректора (а они в ЮУрГУ руководили, как правило, долгое время), то Виталий Васильевич Мельников (ректор Челябинского политехнического института в 1962-84 гг. — прим. редакции) создал один из самых мощных, крутых политехнических вузов в СССР, Герман Платонович Вяткин (ректор ЧПИ-ЧГТУ-ЮУрГУ в 1985—2005 гг. — прим. редакции) превратил его в универсальный университет, где есть и естественно-научные дисциплины, и технические науки, и гуманитарные. Что же до меня, то, наверное, удалось (может быть, не до конца) сделать ЮУрГУ международным...
— Что за эти 17 лет появилось у университета такого, чего раньше не было? Суперкомпьютер?
- Сейчас уже пятая его версия. Плюс мы недавно приобрели два современных нейрокомпьютера, заточенных под разработку программного обеспечения для нейросетевых технологий как основного элемента искусственного интеллекта. Мы одни из немногих в стране, кто имеет реальные позитивные результаты внедрения систем искусственного интеллекта в промышленности — это результат нашего плодотворного сотрудничества с Магнитогорским металлургическим комбинатом.
А еще было создано, построено около 30 исследовательских лабораторий международного уровня. В том числе — связанные со, скажем, водородной металлургией.
Отдельно отмечу созданный Центр машиностроения, оснащенный современнейшим станочным парком, различной измерительной аппаратурой, и Центр компьютерного инжиниринга, где используется программное обеспечение, ориентированное на разработки. И не просто создание 3D-моделей, но и оптимизации конструкций, и моделирования в разных условиях того, что получилось. Эта история востребована настолько, что заказов на использование мощностей центра уже к июню этого года в три раза больше, чем за весь 2021-й.
Появились на территории университетского городка две своих электростанции. Причем эффективны настолько, что нам электричество обходится в два с половиной раза дешевле, а в ночное время мы и вовсе продаем его городу.
Наконец, недавно ввели в строй новое, современное большое общежитие на северо-западе Челябинска. Очень важная для нас история.
— Каков, на ваш взгляд, должен быть следующий глобальный шаг, следующий этап развития университета?
- На мой взгляд, и тем более с учетом тех событий, что происходят в мире, наш университет должен стать таким, чтобы на него могло уверенно опираться в своем развитии наше государство, наша страна.
Давайте я поясню, о чем речь.
Челябинская область — регион с мощнейшим промышленным потенциалом, богатый как «гражданскими» предприятиями в самых разных отраслях экономики, так и оборонно-промышленным комплексом, в том числе связанным с нашим «ядерным щитом». И в то же время мы регион приграничный, связанный торговлей, миграционными процессами с нашими ближайшими соседями и не только.
ЮУрГУ должен стать опорой для нашей страны, для нашей области во всем, что связано с развитием нашей собственной промышленности и высоких технологий.
Но в то же время мы не должны терять свою международность, нам необходимо оставаться и развиваться как университет, известный и уважаемый в мире.
Хотя последние события, судя по всему, сменят географический вектор этой работы на восток, в сторону Азии. Что же, это даже хорошо, потому что в последнее время самое бурное развитие мира — экономическое, технологическое — происходит именно там — Китай, Индия, страны, к ним прилегающие. И совершенно точно не зря новый герб ЮУрГУ символизирует объединение Европы и Азии.
— По сути то, о чем вы говорите, практически повторяет по смыслу те задачи, которые ставились перед университетом в годы его создания (Челябинский механико-машиностроительный институт был основан в 1943 году — прим. редакции) — в непростых условиях готовить и обеспечивать ключевые отрасли промышленности необходимыми специалистами, готовить ученых для прикладной и отраслевой науки и этим обеспечивать страну человеческими ресурсами для самостоятельного научно-технологического развития.
- Знаете, мне уже довольно много лет (улыбается), и я — продукт Советского Союза, его оборонно-промышленного комплекса.
И вот когда мы были молодыми, у нас была лаборатория, которая занималась наземными моделирующими комплексами для испытаний ракетно-космической техники. Из всей литературы по нашей тематике у нас была лишь одна статья за авторством специалистов Массачусетского технологического института — наших конкурентов, из, как считалось и считается — ведущего инженерного вуза в мире, у которых мы хотели, пытались учиться, и у которых была точно такая же лаборатория, что и у нас. Конечно, мы ту статью зачитывали до дыр, но потом начали думать, работать, «набивать шишки»...
А когда лет так через... дцать с перестройкой и распадом СССР все открылось, то выяснилось, что мы догнали, а кое в чем и перегнали своих американских коллег по уровню развития этой тематики. А поскольку уровень элементной базы в СССР всегда несколько отставал, то свое мы добирали за счет лучших, более изящных инженерно-конструкторских решений.
Возвращаясь к тем задачам, которые сейчас стоят перед страной, перед областью, перед университетом — я не думаю, что в них есть что-то, с чем мы не сталкивались в нашей истории. Мы успешно эти задачи решали. И, уверен, что успешно решим и в этот раз. И ЮУрГУ не просто может, но, убежден, станет одним из основных факторов, драйверов развития всей области. Прежде всего — в ее индустриальном, технологическом развитии.
Так, на днях стало известно, что мы выиграли грант на создание лаборатории с участием ведущих мировых ученых — в нашем случае это профессор Сергей Павлович Кулик, руководитель квантового центра МГУ. Хотим зайти в это научное направление (квантовые компьютеры на основе фотоники, квантовые сенсоры, квантовая метрология), где у России еще есть шансы стать лидером. Надеюсь, что в итоге разработки в этом направлении приведут нас, нашу область к появлению на Южном Урале предприятий так называемого Шестого технологического уклада. И специалистов, способных и умеющих работать с этим уровнем технологий и техники.
— Если говорить о научно-технических и инженерных кадрах как об одной из основ технологического развития страны, то во времена СССР у нас возник не то стереотип, не то понятие «советский инженер». А как сейчас изменились требования к этой профессии, профессии инженера?
Профессия инженера и тогда и сейчас очень разная. И требования очень разные. Если же говорить об отличиях в общем, то прежде всего сегодня инженер обязан очень серьезно владеть компьютерными технологиями. Раньше этого не было...
— Но ведь и в СССР были свои ЭВМ, чего в том принципиально нового?
- ЭВМ-то были, но, мягко говоря, сейчас все на другом уровне. Я иногда своим студентам рассказываю, они посмеиваются — мы для своих первых работ управляющие программы делали на ассемблере (язык самого низшего уровня), в режиме с фиксированной запятой на 16-разрядной сетке... Сейчас же есть богатейшее и разнообразное программное обеспечение, в котором инженер должен разбираться и понимать, как его использовать в своих разработках.
Второе отличие — это требование предприимчивости. При СССР этого от инженеров не требовали, а сейчас это норма жизни, веление времени. И мы в ЮУрГУ даже приглашали для студентов специальных тренеров из школы Московского физико-технического института (МФТИ), которые три месяца работали со студентами, чтобы научить их, как доводить свои идеи до стадии возможной коммерциализации.
Третье отличие — гораздо более серьезная фундаментальность знаний. Я не скажу, что этого не было при СССР, но сейчас важность этого навыка возросла. Для того, чтобы качественно вести разработки на высоком, мировом уровне, инженер должен обладать большим объемом фундаментальных научных знаний, прежде всего в области математики и физики.
— А что насчет универсальности инженеров?
- Да, конечно, но сейчас скорее речь идет о способности создавать научно-инженерные команды, в которых есть специалисты во всех необходимых областях, обеспечивая необходимую универсальность соединением своих компетенций. Без таких коллективов сегодня никак.
— В период вашего ректорства ЮУрГУ вместе со всей страной перешел на так называемую «болонскую систему» высшего образования. Сейчас идут активные разговоры о том, что Россия от этой истории откажется. Что вы думаете обо всем этом?
- На прошлой неделе я был на заседания президиума Российского союза ректоров, и слышал мнение министра науки и высшего образования России Валерия Николаевича Фалькова. У него, на мой взгляд, совершенно здравая позиция.
Сказать, что мы совсем отходим от «болонской системы», нельзя. Мы в числе ведущих в мире стран по количеству обучающихся в наших вузах иностранных студентов. Их сотни тысяч. И просто взять и все этим отходом «обрубить»? А ведь иностранные студенты это не только про собственно образование — это и деньги, которые они (или за них) платят, и наше нынешнее и будущее влияние на те страны, откуда они к нам приехали. Так что я не думаю, что мы отойдем от бакалавриата и магистратуры.
А вот что надо менять, и об этом также говорил Валерий Фальков, это специалитет. Сегодня эта ветвь образования стала в некотором роде тупиковой. Но для высокотехнологичных специальностей пятилетний специалитет — это правильно. Надо сделать так, чтобы после специалитета студенты могли поступать в магистратуру на бюджетные места, чтобы она стала ступенью перед аспирантурой...
Думаю, что нам надо взять то лучшее, что есть в «болонской системе», добавить к этому наш успешный опыт, в том числе советский, соединить все лучшее и провести определенную модернизацию нашей структуры высшего образования.
И еще одна важная вещь, о которой также высказался министр. Мы ведь, когда переходили на «болонскую систему», работодателей-то особо не спрашивали. Министерство спустило сверху вниз указивку — и все. Сейчас же наконец, начали задумываться, для кого мы специалистов готовим. И что неплохо бы спрашивать нашу экономику, наш бизнес, работодателей, чего они ждут от выпускников наших вузов, как сейчас, так и в перспективе. Мы не должны готовить наших студентов «в пустоту», в соответствии с какими-то умозрительными заключениями, возникающими в тех или иных головах. А работать на потребителя. И это правильно.
Могу сказать, что в ЮурГУ практика плотного взаимодействия с крупнейшими нашими промышленными предприятиями давно и успешно налажена, и дает отличные результаты. При этом, скажем, для «Метрана», которым пока еще владеет американский Emerson, система «бакалавр — магистр» для подготовки инженеров прекрасно работает. А, например, для ГРЦ им. Макеева нужны специалисты, которые умеют работать и проектировать совсем в других средах и системах...
— Но в любом случае система высшего образования опирается на систему среднего и начального образования, иными словами — на наши школы. Что делать с ЕГЭ?
- Преимущество ЕГЭ в том, что он унифицировал оценку уровня знаний детей, учащихся в разных средах и условиях — и в большом городе, и в маленьком городе, и в сельских районах. Всех оценивают по одной шкале.
Да, конечно, проблемы были. Но ЕГЭ, который был в самом начале внедрения этой системы, и тот ЕГЭ, который в школах сейчас сильно различаются. Сейчас есть так называемая «часть С», задания в которой сложнее и требуют как серьезного обдумывания, так и очень хорошего, глубокого знания предмета. И если школьник хочет получить на ЕГЭ по предмету, скажем,80 баллов — ему без решения этих заданий просто не обойтись.
Другими словами, если мы хотим дать школьнику прочные знания, оценить их, и создать условия для их дальнейшего роста, возможности получить высшее образование — ЕГЭ сегодня не мешает этому. Другое дело — наличие мотивации к этому и у самих детей, и у учителей в школах. Ее, этой мотивации, как мне видится, порой маловато.
И потом — ОК, отменяем всю эту историю с единым госэкзаменом. Возвращаемся к тому что было раньше — сначала 6-8 отдельных выпускных экзаменов в школе, потом едва ли не столько же приемных в вузы. Да все преподаватели и учителя на уши встанут! Мы отвыкли от такой сумасшедшей нагрузки...
— Александр Леонидович, вы скоро покинете этот кабинет, и переедете в кабинет президента ЮУрГУ...
- Он рядом — через коридор от этого. И работы мне хватит. В том числе — в науке. Я ведь, на самом деле, даже после 17 лет ректорства куда больше ощущаю себя ученым, а не администратором...
— Три конверта, как в старом анекдоте, преемнику оставите?
(улыбается)
— Нет. Единственное, чтобы я хотел пожелать следующему ректору... Да, конечно, здесь нужно работать с утра и до ночи, как говорил Владимир Путин, «словно раб на галерах». Но важнее всего — чтобы он любил университет. Без любви — к своему делу, к месту, где проводишь бОльшую часть своей жизни (в этом смысле мне очень повезло с супругой, она никогда не осуждала меня за это, и всегда поддерживала), к людям, которые здесь работают и учатся — ничего не выйдет. Не получится.
А вот с любовью... Все будет хорошо!
