Челябинскому Театру современного танца исполнилось 30 лет
Театр, который вырос из небольшого самодеятельного коллектива и большую часть своей истории прожил без помещения, является одним из культурных брендов Челябинской области. Единственный из челябинских театров, коллектив дважды становился лауреатом премии «Золотая маска».
Благодаря Театру современного танца индустриальный город Челябинск вписан в мировую историю contemporary art. Нежный, жесткий, чувственный, глубокий пластический рисунок-сюжет Ольги Пона узнают в десятках городов России и Европы. «Театр из Челябинска вышел в европейский контекст со скоростью кометы...» — писал журнал «Балет».
Вызывающий, провокативный, не поддающийся дешифровке танец обескураживает и завораживает. Неизменно последние тридцать лет спектакли собирают аншлаги.
Спектакль «Ты есть у меня, или тебя у меня нет» (1998)
Как все начиналось? Кто придумал танцевать так, как никто не танцует? Где театр жил и репетировал 26 лет из 30? На чем держались? Почему танцоры почти не одеты? И что, в конце концов, хотел сказать автор? Мы встретились и поговорили с художественным руководителем Театра современного танца, которая знает и творила эту историю с первых дней, — Ольгой Пона.
В 16 лет я поступила на автотракторный факультет ЧПИ. Это были годы невероятного расцвета художественной самодеятельности. Все где-нибудь да участвовали. На каждом факультете играл свой вокально-инструментальный ансамбль. В «Манекен» было не попасть. Одних танцевальных коллективов было несколько. Я пришла в ансамбль народных танцев, которым тогда руководил кто-то из студентов. Танцевать я не умела, но это было неважно. Принимали по принципу: нравится — танцуй.
Через год к нам пришел Владимир Пона, который превратил коллектив народных танцев в ансамбль хореографических миниатюр. Каждая миниатюра была законченной театрально-танцевальной историей. В то время еще не было такого понятия «современный танец». Но это был именно он.
Я закончила ЧПИ и поступила на хореографическое отделение института культуры. Не пойму, почему меня приняли. Видимо, в надежде, что что-то когда-нибудь получится.
Спектакль «Ностальгия» (2005)
Мы не были театром в классическом смысле слова. Мы были труппой. Бродячей труппой.
Что значит бездомный театр? Значит, мы арендуем, к примеру, типовой спортзал на пятом этаже Теплотеха. Мы моем пол после тренировки баскетбольной команды. Стелем на него линолеум, который привезли с собой, — потому что мы танцуем босиком. Зеркала тоже привозим: выкатываем и закатываем на специальных колесиках. Они часто разбивались у нас, но без зеркал нельзя танцевать. Какой-то нехитрый скарб складываем в коробку и задвигаем в угол. Аппаратуру тоже везем с собой. Нет ни раздевалок, ни костюмерных. Полное отсутствие душевых, а иногда и туалетов — вот что, пожалуй, было самое грустное.
Костюмы? Ну что костюмы. Наше главное выразительное средство — тело. Попробуйте надеть баснословный костюм на танцора — вы ничего не увидите. Самый лучший костюм — незаметный: шорты и футболка, трусы и лифчик. То, что не отвлекает внимание. Это было нам по силам.
Каждый раз мы создавали заново жизненное пространство, чтобы репетировать. В таких условиях одновременно с нами существовали все российские труппы современного танца.
Когда есть в тебе жажда творчества, все это мелочи. Все преодолимо. Ты же не заболел, не помер. Хотели танцевать? Пожалуйста! Мы очень ценили статус муниципального театра — данную нам возможность существовать и развиваться. Не в наших правилах жаловаться.
Представьте себе идеальные репетиционные условия — и отсутствие мысли о следующем спектакле. Нет, лучше мыкаться по разным коридорам-спортзалам и испытывать организационные трудности, чем мучиться от отсутствия идей. Когда у тебя есть мысль и неистребимое желание высказаться в работе, ты делаешь и у тебя получается — это гораздо важнее, чем комфорт, чем любые идеальные условия.
Моменты отчаяния? Да это неважно.
Спектакль «Ожидание» (2002)
Танцовщик должен быть парадоксален. Следовать паттернам традиционных танцевальных техник скучно. Мне неинтересен актер, если я могу предсказать его следующее движение. Непредсказуемость — вот главный принцип в любом искусстве, не только в современной хореографии.
Люди отличаются друг от друга способом мышления, поведением, характером. И движением. По тому, как человек движется, можно очень многое о нем рассказать. Технически сложное, закрученное танцевание — это показатель интеллекта.
Зритель хочет видеть умное тело. Хочет видеть, как человек думает. Мне нужно, чтобы артист двигался в 3D. Движение тела меня интересует именно как способ размышления.
Мы никогда не считали себя каким-то выдающимся коллективом. Мы просто идем своим путем.
Да, дали первый приз или не первый на крупном фестивале — ну и что? Не дали приз — неважно. Если есть круг единомышленников — а это твои танцовщики, которые верят в тебя, готовы с тобой работать, — это искупает все. Это высшая ценность и награда. Не все определяется призами.
Я сама себе самый строгий судья. Я понимаю, что на сегодняшний день не могу быть лучше, чем я есть, хотя кто-то рядом сейчас может быть круче. Ты сам знаешь цену своей работе. Мы все живые люди — с недостатками, которые очаровательны. Я не перфекционист. Танцовщик в принципе не может быть перфекционистом, у него все хаотично, неприглаженно, этюдно.
«Другая сторона реки» (2007)
Однажды меня пригласил на собеседование директор Парижского театра де ля Вилль. Это необычный, один из самых престижных театров Франции. У них нет труппы, только помещение, и они приглашают постановщиков со всех стран мира.
Меня встретил приятный человек почтенного возраста с очень внимательным взглядом.
«Я хочу вам заказать спектакль, — сказал он. — Но с условием, что пять премьерных спектаклей вы покажете у нас, в этом здании. Вот вам бюджет».
Не могу ни с чем сравнить бюджет, но мы как танцевали в трусах и лифчиках, так и танцевали. Для меня его предложение было... радостью и удивлением. На эти деньги я могла бы набрать танцовщиков из любых стран, арендовать студию в центре Европы и репетировать там. Но я предпочла сделать спектакль здесь, в Челябинске. Я взяла своих.
Придумала движущиеся декорации: утюги, которые дымились сами по себе, гладильные доски, которые катались сами по себе... «Другая сторона реки» назывался спектакль, заказанный парижским театром. После Парижа проехали с ним по многим фестивалям и городам. Мы почувствовали, что интересны публике. Поняли, что наш жанр — современный танец — развивается во многих странах, и наблюдать это очень интересно. Что мы идем своим путем, как и все танцовщики, — в интуитивном поиске, шаг за шагом.
Мне никогда не интересен сюжет. Муха полюбила комара или три поросенка убили волка — это скучно. Если нужна история, сходите на балет — там даже либретто выдадут. Или в драмтеатр — там словами все объяснят. Спектакли современного танца — не об этом.
В танце нет морали. Ни истории, ни вывода, ни морали. И никогда не будет такого, чтобы хореограф выходил на сцену и говорил: «А я хотел сказать вот это! А ты, дурак, не понял!» Современный танец — это приглашение к размышлению, к сочувствованию, к сопереживанию. Зритель сам сложит историю, если нуждается в ней.
«Что-то я ничего не понял...» «Что хотел сказать автор?..» — мы в принципе не оперируем термином «понимание». То, что происходит на сцене, действует помимо мозга. Сразу в солнечное сплетение, в печенку. Даже не можешь сформулировать, что тебя трогает, потому что истории нет. Есть только энергетика движущегося тела и его непостижимое влияние на тебя.
Иногда даже сам автор не может сформулировать, что он хотел сказать. Когда меня спрашивают: «А про что это?» Я отвечаю: «Да про мужиков!» И все моментально успокаиваются.
Танец самодостаточен. Он не создан, чтобы иллюстрировать что-то. Он не нуждается ни в сюжете, ни в музыке, ни в костюмах, ни в декорациях. Поэтому я не беру никогда классическую музыку, она будет отвлекать от танца, поэтому у меня саунд-дизайн: шумы, шорохи, шепоты, скрипы...
Любой художник идет к созданию произведения интуитивно. Любой художник является продуктом той культуры и того времени, в котором живет. Он ощущает время разумом, чувством, волей, всеми фибрами души.
Он отражает и объясняет нам нашу жизнь. Это очень важно — отрефлексировать момент, ответить на какие-то вопросы. И какие-то важные для общества явления предугадать может только художник и только через творчество. Не научный работник, не аналитик, которые оперируют прошлым опытом и известными формулами.
Государство содержит театры, чтобы осмыслить настоящее. Художники в принципе нужны обществу для рефлексии. В настоящем нет и не может быть никаких точных проверенных данных, на основе которых делаются выводы. Тут работает только интуиция художника.
В понедельник в театрах выходной, поэтому мы просили сцену по понедельникам. Мы и сейчас так делаем. Все деньги, вырученные за билеты, и тогда, и сейчас уходят на оплату аренды залов.
Спектакль «Бегущие» (2019)
В ДК завода металлоконструкций оставался только хор ветеранов «Металлочка». Когда нам предложили это помещение, мы подумали: «Почему бы нет? Пусть это будет наше место. Наш дом».
Первым делом в отремонтированный спортзал мы запустили кота. Зашли и просто ахнули. Зал на третьем этаже, большой, просторный — и из окон открывается вид на озеро Смолино. И вот у тебя ничего не клеится, обуревают сомнения, нервничаешь — ты подходишь к станку, встаешь у окна, и озеро успокаивает тебя. Как бы говорит: неважно, где ты, хоть на краю города, но здесь ты можешь делать все что хочешь! И последние четыре года нам показали, что это действительно так.
Да, это далеко, в Ленинском районе, но мы надеемся, что мы отремонтируем со временем актовый зал для выступлений и зритель постепенно найдет к нам дорогу.
Спектакль «Несинхронно» (2018)
Я никогда не знаю, будет ли успех. Иногда кажется, ты все так здорово придумал, разложил по музыке, по этюдам, по танцевальным фразам, какой ты молодец. На репетиции соединяешь... и думаешь: какой ужас! Какая банальность!
Уходишь в депрессию. Сидишь в полной апатии, думаешь: пора завязывать. Начинается тихая работа. Вдруг что-то видишь, прокручиваешь еще раз, находишь удачный момент...
Ты никогда не знаешь, что у тебя получится. Когда ты молодой, тебе не страшно. Ты не обременен авторитетом, опытом побед, удач, никто особенно от тебя ничего не ждет. Сейчас ты не можешь позволить себе повторяться и не оправдать ожиданий.
Никто из художников не может предсказать результат. Находиться в процессе всегда продуктивнее, спокойнее и глубже, чем загадывать, что будет, и ставить на результат. Процесс и есть смысл. Разочарование неизбежно, объективно. И полезно.
