Главный дирижёр Южно-Уральского симфонического оркестра сегодня, 16 января, отмечает 60-летие
Накануне юбилея мы встретились с маэстро в Челябинской филармонии, чтобы вспомнить главные события, радости, разочарования и удачи прошедших лет.
— Адик Аскарович. Вот вам 20 лет, вы студент Ленинградской консерватории. Нарисуйте картинку своей жизни тех лет?
— Общежитие в сталинском доме, недалеко от Кировского завода. Нас четверо в одной комнате. Каждый день мы делим на четыре части по четыре часа, чтобы по очереди заниматься на своем инструменте. Последнему доставалось время с восьми вечера до двенадцати ночи. В каждой комнате стояло фортепиано, старое, но хорошо настроенное. Я мог спать, даже если играли одновременно в десяти комнатах.
Так выглядят часы в кабинете главного дирижера и художественного руководителя Южно-Уральского симфонического оркестра
— Было принято устраивать музыкальные вечеринки?
— Конечно! Особенно когда нас переселили из этого общежития (в нем обвалился потолок) в студенческий городок. Там в одном корпусе жили студенты Академии художеств, в другом — Института театра, музыки и кинематографии, в третьем — консерватории.
Когда мы устраивали сейшны, к нам приходили ребята-художники и кинематографисты, потому что у нас в рекреации стоял рояль, кто-нибудь сидел, наигрывал, подтягивались саксофонист и ударник, начинали играть джаз... Было очень круто.
Пока были студентами консерватории, мы бесплатно ходили на спектакли всех ленинградских театров: в Мариинский, БДТ, Ленком...
Адик Абдурахманов стал звездой в 20 лет, когда победил на Первом Всероссийском конкурсе исполнителей на деревянных духовых инструментах
— Вы получили диплом, вышли из консерватории...
— ...а во дворе стоял автобус, который повез меня прямиком в армию. Правда, отвез недалеко. Я служил в Питере, в штабном оркестре, со своими однокурсниками. Мы кстати были вполне приличным оркестром: многие ребята были лауреатами престижных конкурсов. Мы встречали иностранные делегации и могли за пять минут выучить гимн Уганды, к примеру.
И так как у меня была форма со значком лиры, я мог свободно проходить на концерты: тогда услышал почти все знаменитые европейские оркестры.
Содержание статьи
«Съезжу на полгодика в Челябинск»
— Как вы в те годы представляли свое прекрасное будущее?
— Думал, так и буду работать в Петербурге, в Театре оперы и балета. Вот только съезжу на полгодика в Челябинск и вернусь. Меня звали сюда питерские коллеги, которые работали в нашем оперном: приезжай, тут квартиру получишь!
Свою первую квартиру Адик Абдурахманов получил в 59 лет. Точнее, расплатился с ипотекой
Это были времена, когда в Челябинском оперном главным дирижером был Виктор Соболев, вторым дирижером — Александр Чернушенко, режиссером — Алексей Степанюк, все из Питера. Их «Богема» или «Снегурочка» были такой невероятной высоты постановками! Даже по сравнению с Питером. Настолько тщательно все было выверено, продумано, сделано — по-настоящему.
Я был очарован. Думал: господи, непонятно какой театр в провинциальном городе Челябинске, а такие спектакли.
Но вскоре они вернулись в Питер.
— А вы остались.
— Так получилось, что остался.
— Жалели?
— Честно? Лет двадцать жалел. Сидел в группе флейт в оперном и думал: я здесь просто умру. До истории с «Классикой» (Камерный оркестр «Классика» был создан в 1994 году — Ред.) я жалел о том, что не вернулся в Питер.
— А квартиру вам дали?
— Квартиру мне никто не дал. В 50 лет я взял ипотеку и вот только недавно расплатился. Теперь у меня есть своя квартира — да-да, только в этом году. Я долгое время был первый-первый в очереди, а потом...
— Кончился Советский Союз.
— Да.
— Это серьезное событие, я вас поздравляю.
— Это правда. Спасибо.
«Давайте поиграем?»
— Так значит, вас в Челябинске удержала «Классика». С чего все началось?
— Все очень просто. Хотелось что-то хорошее играть. Я начал делать свои сольные концерты, предлагал ребятам из оркестра, студентам Академии культуры: давайте поиграем? Потихоньку собирались небольшие ансамбли: скрипка, флейта, виолончель, рояль...
— И никто не спрашивал про деньги?
— Нет, конечно. Всем хотелось просто что-то хорошее поиграть! Мы начинали с бесплатных концертов: играли Вивальди, Моцарта, Чайковского. Скрипач Юрий Волгин (сейчас живет в Мадриде), гитарист Виктор Козлов, царствие ему небесное, виолончелист Рашит Сакаев (нынешний директор Южно-Уральского симфонического оркестра) — мы собирались после работы и репетировали. То в оперном, то в музыкальной школе, то в академии — где были свободные аудитории и часы.
Так и родился Камерный оркестр «Классика». Мы были сами по себе. Мы играли 15 лет, и никому были не нужны.
Однажды перед концертом я обнаружил, что у меня на подошве дыра. Это были мои концертные туфли со времён Ленинградской консерватории. Единственные.
Показал другу, коллеге Юре Волгину, а тот в ответ продемонстрировал свои, изношенные до глубоких трещин. Мы не могли позволить себе новые ботинки.
— А если на ваши выступления продавали билеты?
— Бывало. Тогда музыкант мог заработать... примерно тысячу рублей в переводе на современные деньги. Много?
Оперная дива Хибла Герзмава полюбила выступать с Южно-Уральским симфоническим оркестром и приедет в Челябинск 22 февраля
— Совсем немного.
— Вот примерно такими были гонорары. Все тогда трудно жили. Я преподавал в Академии культуры, в специализированной музыкальной школе, в музучилище, в Уральской консерватории и плюс работал в оперном — у меня было пять работ. Там три копейки, там не платят, там чуть-чуть, тут задерживают...Нам в оперном выдавали зарплату зимними сапогами. А что делать? Сапоги — это пять моих зарплат. Я взял, надел и носил три года.
А «Классика» не приносила ничего. Но для нас это был просто... кислород. Воздух, чтобы в духоте не задохнуться.
«В Питере я бы не создал оркестр»
— И через 15 лет свободного полета «Классику» усыновила Челябинская филармония?
— Все случилось благодаря Алексею Николаевичу Пелымскому. Директор понимал, что не может быть никакой филармонии, если нет оркестра. Пелымский нас в буквальном смысле взял из ниоткуда и дал дом. Не было штатного расписания под оркестр, не было для нас мест.
Пелымский принимал музыкантов вместо кассиров или администраторов, как-то выкручивался, пока Минкульт нас официально не зарегистрировал.
«В Питере я никогда бы не создал свой оркестр»
Так у нас появился свой дом. Можно репетировать в любое время. Это же счастье. И сцена, конечно. Возможность играть сложные музыкальные произведения, необходимые каждому музыканту. Земля появилась под ногами.
— А если бы вернулись в Питер?
— Я думаю так: работал бы в группе флейт в оркестре, объездил весь мир, получал бы неплохо... Но и все. Никогда бы я не создал свой оркестр.
Я встречаюсь сейчас со своими однокурсниками, у которых именно так все и сложилось, вполне благополучно. И к нашему возрасту они совсем выгорели. Им глубоко все равно, что там, на сцене. Отрабатывают свой хлеб.
— Адик Аскарович, как вы думаете, в жизни работает такое правило: долго и трудно пахать, ни на что не рассчитывая, просто из любви к своему делу, и тогда потом жизнь тебя вознаградит?
— Я думаю, нужно честно относиться к своему делу . Вот что главное. Рано или поздно... Рано или поздно что-то будет.
Слушать музыку и не думать
— Как вы решили стать дирижером?
— Я все время ловил себя на том, что вижу, как какой-нибудь дирижер мучается-мучается и оркестр мучает... Темирканов рассказывал (Юрий Темирканов, знаменитый советский и российский дирижёр), что именно поэтому он пошел в дирижеры. Со мной точно такая же история. Думаю, ну что ж ты так мучаешь музыкантов? Я преподавал тогда в Уральской консерватории и поступил учиться на отделение симфонического дирижирования.
— Вы слушаете музыку и автоматически раскладываете ее на молекулы — есть у вас такое?
— Всегда. Ничего не поделать, профессиональная деформация.
— Или бывают моменты, когда вы летаете?
— Бывают. Мы с женой были в Мариинском театре на «Чио-Чио-Сан». Там интересная команда работала: художник — японец, режиссер — американец, дирижер — итальянец, а солисты питерские. И вот я сначала что-то раскладывал: ага, вот тут я бы так, а вот бы не так — а потом... забыл. Это было как в кино. Я не мог понять, что со мной: слезы сами текут. Вот настоящее! Вот чего надо добиться.
И еще мы случайно попали в Питере на оперу Родиона Щедрина «Очарованный странник» по Лескову. Опера на русском, но в Питере они все равно дают субтитры для иностранцев — и это очень правильно, всем зрителям понятно, что поют, потому что иногда даже по-русски, но все равно не поймёшь. Дирижировал Гергиев.
Я вам передать не могу, это было что-то потрясающее. Смотрю — жена у меня рядом сидит, плачет. Мы оба были очарованы. А ведь это сложная современная музыка.
Самый непонятный дирижёр
— Гергиев — гений?
— Конечно. Я считаю его лучшим из современных дирижеров. У него своя манера. Если хороший дирижёр должен быть понятен оркестру с первого раза, то Гергиев специально дирижирует так, чтобы было непонятно. Он постоянно держит оркестр в напряжении.
— Но оркестр его понимает?
— Конечно. А главное — они слушают друг друга! В Мариинском театре, по моему мнению, самый лучший оркестр страны. По оркестровой слаженности им нет равных — могут играть практически без репетиций.
Когда музыканты приезжали из Питера в Челябинск на два благотворительных концерта, они буквально без перерыва — даже чаю не попили — перебежали из Филармонии в Оперный театр, сели и тут же сыграли.
— Меняется ли сейчас техника дирижирования?
— Меняется, но... Все равно моя главная задача — зажечь музыкантов, чтобы они сыграли наилучшим образом. К каждому произведению найти ключик и дать музыкантам не просто ритм — раз, два, три, четыре — а эмоцию! Не знаю чем: бровями, глазами, жестами...
Оркестр — это музыканты, зарплаты, инструменты, костюмы, квартиры...
— Мы уже говорим о Южно-Уральском симфоническом оркестре, в создание которого, признаться, мало кто верил. Расскажите, пожалуйста, как все это... удалось?
— Я думаю, это везение и счастливое стечение случайностей. Все губернаторы: Сумин, Юревич, Дубровский — кивали головой, соглашались, что конечно, оркестр миллионному городу нужен, но... все как в песок уходило. Пришел новый губернатор — и решение состоялось.
На сцене Челябинской филармонии — Южно-Уральский симфонический оркестр
Текслер — из тех губернаторов, которые слышат. Причём он слушает музыкантов, не чиновников. Он приглашает после концерта не министра с директором, а солиста и дирижёра. Денис Мацуев, Юрий Башмет, я могли поговорить с губернатором напрямую и сказать что думаем, от сердца. Это для него важно, и он слышит.
Я думаю, нам повезло, что есть такой «паровоз» как Алексей Пелымский, что сложилась вся цепочка: Пелымский, министр Алексей Бетехтин, вице-губернатор Вадим Евдокимов — и все состоялось.
— Правда, что инструменты в нашем симфоническом оркестре — такого уровня, как в Москве и Питере?
— Правда. Это огромная часть расходов. Губернатор и здесь согласился: музыканты не могут играть на чем попало. У нас инструменты — такие же, как в лучших оркестрах страны. Понимаете, создать оркестр — это не просто подписать об этом указ. Это зарплаты. Костюмы. Инструменты. Квартиры приглашенным музыкантам. И так далее, и так далее.
Адик Аскарович удивительно гармонирует со своими портретами
— Адик Аскарович, 21 января — у вас концерт в «Зарядье». Это вам такой подарок к юбилею сделала Челябинская область?
— Шутите. Теперь это традиционный концерт симфонического оркестра в дни Челябинской области в Москве. В прошлом году мы выступали в «Зарядье» с Денисом Мацуевым. В этом году у нас другая звезда — Аида Гарифуллина, прима мировой оперной сцены.
— Она пока не приезжала в Челябинск?
— Нет, никогда. И мы никогда не выступали вместе. Возможно, попытаемся уговорить выступить в Челябинске, но график очень напряженный: то Вена, то Париж, то Милан...
— Но за то время, что существует оркестр, всего за два с небольшим года, Челябинск услышал ведущих исполнителей классической музыки.
— Это правда. Мы играли практически со всеми звездными музыкантами России. У нас выступали Николай Луганский, Борис Березовский, Денис Мацуев, Юрий Башмет, Филипп Копачевский, Андрей Баранов, Гайк Казазян, Никита Борисоглебский — я называю мировые имена. Челябинская публика слышала их выступления наравне со зрителями столичных концертных площадок.
— Адик Аскарович, а у дирижеров бывают главные достижения? Вот, к примеру, это произведение сыграл — значит, состоялся?
Адик Аскарович говорит как дирижирует
— Сложно сказать. Музыканту в принципе всегда важны новые и сложные произведения. Как и публике, я бы заметил. Нельзя все время есть торт, мороженое и конфеты — нельзя все время играть и слушать с детства любимое и популярное. Я бы хотел играть Шенберга, Стравинского, Малера, Слонимского, Пендерецкого— произведения, которые наша публика пока не очень принимает, но мы должны исполнять и такую музыку.
А что касается вашего вопроса...
Моя последняя мечта — большой концертный зал. Я хочу сыграть Девятую симфонию Бетховена — а там нужен хор, который в филармонии физически некуда поставить. Я хочу сыграть Первую симфонию Малера — наша сцена не вместит оркестр.
Симфонии Шостаковича, Рихарда Штрауса... И я верю, что когда-нибудь это осуществится. Мечта же есть.
«Чистый солнечный свет»
По просьбе Первого областного информационного агентства о своем учителе, Адике Абдурахманове, рассказал поэт Константин Рубинский.
— Мне было лет десять, и сперва я запомнил Адика Аскаровича рассудительным и строгим. Когда я учился у него в детстве и юности на флейте, он и вправду был очень строг и требователен, конечно, при этом и доброжелателен. Мне это пошло на пользу, потому что дома меня тогда больше баловали. Мне кажется (а может, это потому, что я тоже меняюсь со временем), что такая подчёркнутая строгость у Адика поубавилась со временем.
И сегодня с оркестром Адик справляется больше любовью и энтузиазмом, чем какой-то утрированной строгостью.
Музыканты его любят за вдохновение, душевную щедрость, отсутствие двойного дна, человечность, искренность, умение радоваться. Ему более интересны окружающие люди, чем он сам.
Он любит людей, искусство и жизнь искренне. Он настоящий художник, а не чиновник, не карьерист, не любитель себя в искусстве. Этому я и старался у него учиться.
Константин Рубинский и Адик Абдурахманов — авторы многих совместных концертных программ
И знаете, он в этой своей искренности и доброте очень органичен — это его естественное состояние, я бы сказал, моцартовское. Как мы не можем представить, что Пушкин убивает Дантеса, а Моцарт отравляет Сальери (хоть это и миф, но тем не менее), потому что гений и злодейство, дальше вы знаете... Гений — это чистый солнечный свет. Особенно в музыке.
