Светлана Лукина, художественный руководитель ансамбля танца «Урал», рассказала, что остается за кадром блистательных выступлений
Светлана Лукина накануне своего юбилея дала интервью Первому областному информационному агентству. О детях, которые хотят выступать, о рисунке танца и о тяжелом шахтерском труде танцовщика.
Содержание статьи
«Мама, мне больно»
— Студия «Детство» Светланы Гришечкиной, где вы занимались, была настоящим звездным коллективом. Правда, что дети ее очень боялись?
— Боялись. Помню, она брала связку ключей и от отчаяния долбила ими об зеркало, чтобы эта орава — человек восемьдесят — замолчала наконец. Вы представляете, что такое 80 детей-танцоров в одном зале? Да, она могла схватить за волосы, если с челкой пришла на концерт. Я попала ей под руку единственный раз, когда я не успевала переодеться к выступлению: Светлана Ивановна переплетала мои косички и сильно дергала за волосы.
— Плакали?
— Нет, но я поняла, что рука у нее тяжелая. Да, конечно, обзывалась. Но без этого никак. Мы, хореографы, мыслим образами. Скажешь: «Ну что ж ты, как корова на льду!» — и сразу понятно, как нужно встать.
Знаете, никто не жаловался родителям и не уходил из студии. Мы все ее очень любили! Дети же все чувствуют. Светлана Ивановна — добрый, не подлый и порядочный человек. Я стала собой благодаря ей. Не проходит дня, чтобы я не вспоминала своего первого педагога.
— Когда вы решили, что будете танцовщицей?
— Я мечтала стать фигуристкой. Мама принесла с работы коньки, и я сама лет в пять-шесть лет научилась кататься во дворе. Все крашеные полы дома коньками исцарапала, пока ходила туда-сюда.
Моим кумиром была фигуристка Елена Водорезова — совсем девчонка со смешными хвостиками. Я собирала все вырезки из газет и мечтала быть такой.
Идет репетиция ансамбля «Урал» в помещении парка «Россия — моя история»
— Почему ребенок вдруг решает, что хочет танцевать?
— Очень часто об этом думаю. Мой старший сын Антон танцует, а младший Гордей сказал: «Мама, мне больно. Я не хочу». Хотя и двигается прекрасно, и растяжка есть, и гибкость от природы! Но не хочет, и все.
А бывает, что не дано ребенку — вот он, как деревяшка, не гнется, но хочет танцевать. И каждый день мы его ломаем. Родители спрашивают: «А куда нам пойти, чтобы на шпагат садиться?». Да никуда. Это мать-природа. К нам в детскую студию ансамбля «Урал» отбор жестче, чем в самодеятельности. Мы сразу говорим, что готовим будущих артистов, а это тяжелый физический труд. К 14 годам болят колени и суставы.
Ответа на ваш вопрос у меня нет. Вот, например, у нас в студии занимается девочка, не очень способная. У нее не получается, она в последних линиях стоит, но она говорит: «Я хочу и буду». Меня спрашивают: «Что вы им такого в воздух подмешиваете?»
Идет репетиция ансамбля «Урал» в помещении парка «Россия — моя история»
— «Больно» — это обычное состояние танцора?
— Нет. Больно, это когда ты делаешь что-то выше физических возможностей. Но это нормально, преодоление — часть нашей профессии.
— Вы говорили, что век танцора короток. Двадцать лет?
— Уже 25. Правительство не подумало, увеличив нам срок годности. И двадцать-то лет в танце не все доживают.
— А что происходит?
— Связки рвутся. Вот недавно ушла артистка: ахиллы порвались. У другого нашего танцора прямо на концерте такое случилось, он даже не успел ничего понять. Ему последний номер танцевать — а он ни наступить, ни идти не может, и боли не испытывает. Тридцати лет парню нет. Никак не защитить связки, к сожалению.
Фото их архива ансамбля «Урал»
— С какой профессией можно сравнить вашу?
— С шахтерами. Я не шучу: физические нагрузки сопоставимы. Темп исполнения танцев высок, и плавно остановиться нельзя: побежали, хоп! Встали. Хоп, побежали. Нагрузка на дыхательную систему приличная, поверьте — и зритель не должен этого заметить!
Народный танец — всё?
— Вот, скажем, в Грузии, Дагестане, Латинской Америке, Греции легко представить, как на празднике народ встает в круг и под национальную музыку танцуют, и стар, и мал — они помнят движения. У нас ни в одной деревне бабушки в хоровод не встают. Народные танцы как культурное явление утрачены. Что вы об этом думаете?
— Как говорит мой муж-пессимист Алексей (Алексей Разин — хореограф, балетмейстер ансамбля «Урал» — Ред.), народный танец постепенно умрет. Хотя сам его очень любит. Мы все время об этом разговариваем. Это необъяснимый феномен русского танца. Не понимаю, почему так. Возможно, молодежь стесняется народных танцев.
— Не только молодежь.
— Да-да. Сложно сказать, почему так сложилось. Может быть, отрицание произошло на уровне: народное — это крестьянское, крестьянское — это бедное, а бедное — это плохо. Действительно, в быту у нас не было танцев. Я была маленькой и помню, как на праздниках пели частушки, папа играл на гармони, но нет, не танцевали — хотя папа всю жизнь танцевал в «Самоцветах».
Светлана Лукина с мужем и коллегой Алексеем Разиным на репетиции
— Когда вы с друзьями собираетесь, танцуете народные танцы?
— Нет, конечно. Мы поем. Но знаете, фольклор — это корни, из которых растёт современная культура. Даже на «Евровидении», мне кажется, побеждают песни, которые имеют народную мелодику.
И наша «Бышенька» — русский танец, которому сорок лет! — до сих пор один из самых любимых и у артистов, и у зрителей. Необъяснимая энергетика в нем заключена. Я ничего не могу в нем поменять, не могу поставить лучше. Уже несколько поколений танцоров сменилось, но номер не устаревает и не смотрится нафталиновым.
Мы восстановим «Аркаим»
— Программа к 30-летию ансамбля состояла из танцев народов мира. Как сложилась эта история?
— Мы готовили программу к саммиту ШОС и БРИКС. Ее курировали сотрудники Государственного Кремлевского дворца. Московские коллеги были настроены очень скептически. Помню первую встречу. Мы только вышли из отпуска, а нас торопят: «Давайте, быстрее переодевайтесь, танцуйте!»
Мы вышли на сцену оперного. Редко там выступаем, очень тяжело было. Выложились, конечно, но москвичам мы не понравились. Я расстроилась.
Фото из архива ансамбля «Урал»
Но когда подготовили танец «Африка» и им показали... Генеральный директор Государственного Кремлевского дворца Петр Михайлович Шаболтай подошел ко мне и сказал: «Ну ладно. Если все номера сделаешь на том же уровне, будет здорово».
— Там же и индийский танец был, и бразильский, и китайский.
— Да, мы нашли в Москве консультанта по Индии. Когда я показала ему танец, который хочу, он сказал: «Невозможно. Этому люди учатся минимум десять лет». Я сказала: «Саша, мы ничего другого не будем танцевать. Мы сможем, если нам покажут».
Главная задача — чтобы не было похоже на Болливуд. И еще — как бы случайно жестами не показать вульгарных слов, все же индийская делегация должна была приехать, неловко получится. Мы все сделали, сами выстроили композиционно, и наши ребята научились бить босыми пятками в пол не хуже индусов.
Фото из архива ансамбля «Урал»
С Бразилией — особо трудная история. Если бы мы танцевали самбу, получилась бы карикатура. У латиноамериканцев даже плотность тела другая, не говоря уже о пластике. Мы нашли в России парня из Бразилии, который нам очень помог. Поехали в бразильский штате Баия, из которого вышла самба, и взяли оттуда исток, начало, народную основу. И тогда все получилось. Мы же народники.
— Программу приняли на ура. «Урал» просто потряс публику своими возможностями.
— И для нас это была огромная радость — попробовать хореографию других народов. Ребята благодарили за такую возможность.
— Вы восстановите мюзикл «Аркаим»?
— Обязательно! Его можно по-разному оценивать. Я тоже не считаю, что все у нас на сто процентов удалось. Но это все равно был технический и хореографический прорыв. Мы его восстановим и исполним на сцене нового Концертного зала, который мы очень ждем.
Так артисты ансамбля «Урал» сами мастерили деревянный настил в парке «Россия — моя история» на время ремонта основного репетиционного зала.
Фото из архива Светланы Лукиной
