Штатный священник Шагольской авиабазы с самого начала СВО регулярно бывает в зоне боевых действий
Показать еще 8 фото
Чем может помочь в специальной военной операции церковь, следующая заповеди «Не убий»? На этот вопрос, выступая перед православными в ходе выставки-ярмарки «От покаяния к воскресению России», постарался ответить настоятель челябинского храма Пророка Божия Илии, помощник командира 21-й смешанной авиационной дивизии по работе с верующими протоиерей Евгений Мартенец. Его цитаты составили этот материал Первого областного информагентства.
Содержание статьи
Священник или военный?
Наш храм Пророка Илии — немножко необычный. 90 процентов прихожан — военнослужащие и члены их семей, они так или иначе относятся к авиадивизии, дислоцированной на Шагольской авиабазе, или к училищу штурманов. Поскольку я военный священник, мне так или иначе приходится участвовать в тех событиях, которые происходят в нашем мире.
Кто такие военные священники? Институт военного духовенства существовал до революции 1917 года, был возрожден в 2009 году. Нас очень немного — всего около двух сотен на всю Российскую армию. Военный священник напутствует солдат, ведет богослужения.
Священник должен поднимать воинский дух, но он ни в коем случае не замполит! Он нужен для того, чтобы военный человек оставался человеком и по-христиански относился к сослуживцам. Армия — это стресс для вырванного из привычной жизни солдатика. И священник должен помочь адаптироваться к этой новой среде.
Когда священники появились в армии, беседы с военнослужащими были, что называется, добровольно-принудительными. В последние лет пять эту практику удалось побороть. Сейчас бойцы приходят только по собственному желанию. Ну а зачем пытаться тащить к Богу человека, который этого не хочет? Зато, по моим наблюдениям, 90 процентов ребят, которые приходят на общение со священником сами, — продолжают ходить снова и снова.
Говорят, молодежь у нас плохая, невоцерковленная. Да хорошая у нас молодежь, просто с ней надо говорить!
Я работаю с курсантами ЧВВАКУШ и вижу, какая это благодатная почва. Им не надо прививать патриотизм, они будущие военные. Они уже мотивированы. С ними надо говорить о христианских, о человеческих, правильных ценностях. И зерно, падающее в их души, прорастает и дает свой плод.
Но то — в обычной жизни, а сейчас идет СВО. Многие спрашивают: а должны ли мы, христиане, во всем этом участвовать?
Напомню, закон нашей веры таков: мы должны ближних любить как самого себя. Раз мы заботимся о себе, то должны заботиться и о тех, кто нуждается в нашей помощи. Я говорю даже не о военных — о жителях Донбасса и других территорий. Людям негде жить, подчас нечего есть. Люди приезжают сюда, все бросив, всего лишившись, они и здесь нуждаются в помощи.
От тушенки до покрышек
Самая заметная внешне помощь, конечно, «гуманитарка». Сбор происходит в трех точках: в Чебаркуле, где дислоцирована танковая дивизия, у нас в Шаголе и в Долгодеревенском: там священник, бывший военный, договорился с транспортной компанией, и она доставляет грузы в зону боевых действий.
Одна из первых моих командировок была в мае 2022 года, как раз после Пасхи. Меня отправили в Липецк (в Липецке располагается крупный центр подготовки авиационного персонала и войсковых испытаний Минобороны РФ. — Прим. редакции). Но там делать было нечего. И я полетел по вертолетным площадкам вдоль границы с Украиной. Наши прихожане дали мне с собой кучу куличей, я вез их с собой, дарил ребятам на границе. Это был мой первый опыт доставки гуманитарной помощи.
А с вертолетчиками из Миллерово (военный аэродром в Ростовской области, там базируется вертолетный полк. — Прим. редакции) мы договорились: когда они летят на передовую — за «двухсотыми», за «трехсотыми» — берут с собой запасы из привезенной «гуманитарки». И они, приземляясь, раздавали продукты и воду жителям, оставшимся вблизи передовой, прячущимся по подвалам.
Мы возим на передовую продукты, медикаменты, покупаем тепловизоры, прицелы, снаряжение. По заявке купили однажды резину для «Уралов», другой раз — для УАЗа военной полиции. Там это расходный материал, ведь в земле очень много осколков. Бывает, раза два проедешь — и все, покрышки можно выкидывать. А армейские нормы снабжения такой расход пока не предусматривают. Нас попросили, мы кинули клич — и люди купили покрышки, получилось их доставить.
Вообще многое, что в мирной жизни может служить годами, там изнашивается моментально.
Генераторы прячут в ямах, накрывают тканью, чтобы их не вычислили по тепловому излучению и звуку. А генераторы зимой работают постоянно! Бензопилы жужжат каждый день: нужно дерево для топлива и строений.
Надо понимать: это не я, не мои братья-священники помогают бойцам, мы просто аккумулируем и везем, у нас уже выстроена логистика. Но помогаете вы, прихожане. С начала СВО от епархии передано примерно уже 250 тонн различной помощи военным, жителям Донбасса, раненым.
Ближе к первохристианам, или В окопах не бывает атеистов
Главная задача церкви — духовная поддержка военнослужащих. Священники нашей епархии участвуют в жизни российских военных, молятся с ними, помогают реализовать религиозные потребности. Человек приезжает на войну. Здесь, дома, он не ощущал себя верующим человеком. Но там он сталкивается лицом к лицу со смертью, и его восприятие, его сознание совершенно меняются. Он задумывается о смерти, понимает, что завтра может предстать перед Богом. Его начинают волновать непривычные вопросы. И тут ему нужен священник.
У гражданских много вопросов. Как, мол, священник может благословлять, освящать оружие или военный объект? Ведь он христианин, ведь есть заповедь «Не убий», а оружие и боевая техника предназначены для насилия, для уничтожения.
Но почитайте внимательно текст молитвы, которая совершается над оружием. Священник молится о том, чтобы человек, взявший в руки оружие, правильно применил его. Не по злому умыслу, не по незнанию, а в нужном направлении — для защиты Родины.
Осенью я приезжал к мобилизованным, проходившим боевое слаживание. Привез с собой и раздал, наверное, тысячи полторы крестиков и молитвословов. Каждый день кого-то крестил. Беседовали, просто присев где-нибудь, читали Евангелие. Потом совершали таинство. Встали на улице или в палатке, водички налили в чашку — ну просто как первые христиане!
И я остро чувствовал близость к тем, древним первохристианам: опасность близка, никакого комфорта, но какой душевный подъем!
Был в бригаде из Новосибирска. Мобилизованные подошли, просят: завтра им уже отправляться в зону боевых действий, а святой воды нет. Давайте совершим молебен! Начали службу — вокруг меня стояли человек 30. Когда закончил, обернулся — а там чуть ли не весь полк собрался, откуда-то раздобыли свечи и стоят с ними!
Парень рассказывал: у него родители мусульмане, но он, оказавшись в армии, решил стать христианином. Я его окрестил. И тут выясняется: у парня-то день рождения! Спрашиваю: «Что тебе подарить-то?» А он в ответ: «У вас есть флаг православный?» У меня был наш православный стяг, я, конечно, отдал его этому солдатику. Недавно мы созванивались, с бойцом все в порядке, служит, и стяг при нем. На каждом новом месте первым делом вешает его на стенку, и товарищам это очень нравится.
В другой части встретил парня, оказалось — семинарист. Студенты духовных учебных заведений имеют законную отсрочку от мобилизации, но этот сказал: я так не могу, ведь не пойду я — возьмут кого-то другого. Он у штабной палатки смастерил небольшой уголок и там читал утренние и вечерние молитвы. Сначала другие смотрели как на дурака. Потом один спросил: «Что делаешь?» — «Богу молюсь». — «А можно с тобой?» И пошло-поехало. Потом я сам вечером видел: человек 30 стоят, молятся.
Молитва — это ведь не нечто незыблемое. Главное — искренне, от чистого сердца поговорить с Богом. Знаешь молитвы — хорошо. Нет — ничего страшного.
