Главный архитектор Челябинска о дефиците дорогого жилья, сужении русла Миасса, судьбе элеватора и о главном проекте города
— Павел, вы заняли этот пост чуть больше года назад. Чувствуете ли вы, что ваши интересы, как законодателя градостроительной политики, и бизнес-интересы застройщиков противоречат друг другу?
— Случается. Но я не могу назвать это конфликтом интересов. Это разность восприятия того или иного пространства.
Архитектура, в сущности, — это финальный этап реализации того или иного объекта, будь то размещение рекламной конструкции или планировка целого квартала. В своей работе я стараюсь в меньшей степени опираться на свою точку зрения. Любой проект содержит огромное количество цифр и объективных факторов: есть социальные, экономические, исторические и природно-рекреационные контексты.
Я считаю, что, если не могу обосновать с помощью названных факторов какие-то решения, значит... имеет место быть и другая точка зрения.
— То есть это вопрос дискуссии?
— Всегда вопрос дискуссии.
Павел Крутолапов не считает, что слово главного архитектора — закон для застройщиков: «Никогда такого
не было»
— Если не удается привести убедительные аргументы, то вы как будто и не решаете ничего? Разве слово главного архитектора не является последним в вопросах градостроительной политики?
— Нужно понимать, что градостроительная политика — это пул вопросов, которые не лежат исключительно в плоскости архитектуры. Здесь много аспектов, в том числе экономические, социальные. Это комплексная, системная работа, которая найдет свое отражение и в стратегии социально-экономического развития, и, соответственно, в Генеральном плане города, и далее в правилах землепользования и застройки.
Так что нет, мое слово не является решающим.
— Нет? И раньше было не так?
— Всегда было не так. Это очень важная тема — компетенции главного архитектора в современных городах России. Есть Закон об архитектурной деятельности, но он до сих пор не принят. Именно потому, что нет единства мнений. Но системный подход дает возможность регулирования.
Содержание статьи
Матрица улицы
— Ваша позиция: как должно быть правильно? Облик города — чья компетенция?
— Сейчас объясню на понятном примере: Остоженка в Москве. Самая дорогая улица России. Как это было сделано? Улицу закодировали. То есть перед тем как туда зашли девелоперы, архитекторы, застройщики, был сделан мастер-план. Четко регламентировали всю систему координат вплоть до отступов между зданиями, отступов от проезжей части, протяженности зданий, требований к первым этажам, общей высоте зданий и так далее. А только потом на площадке приступили к работе архитекторы с абсолютно разными стилями: кто-то строил в ампире, кто-то — в хай-теке. Но все строго вписывались в матрицу, которую утвердили накануне.
— Это идеальная Вселенная.
— Да, но в Москве получилось. Поэтому Остоженка является достоянием не только России, но и мира. Это высококлассная жилая застройка с качественной архитектурой и инфраструктурой: там и старинные особняки, и кафе-рестораны, и школы, и красивые новостройки. Работа в такой парадигме показала, что в результате в районе — гармоничное пространство и самая высокая стоимость квадратного метра. Все прекрасно капитализируется.
— Значит, так правильно? Слово архитекторов — решающее?
— Так правильно. На ваш вопрос я отвечу так: задача главного архитектора — найти общий язык со всеми участниками процесса. Невозможно обсуждать что-либо, если один мыслит в критериях максимально быстрых продаж, другой думает об архитектурной гармонии.
Главный архитектор сегодня — человек, который осуществляет координацию диалектов и действий, которые происходят на одной территории с разными стейкхолдерами.
Я бы так сформулировал: управление архитектуры определяет некую систему ценностей. Какая-нибудь лавка или тротуарная плитка не является ценностью сама по себе. Ценностью является — находиться на лавке в определенном сценарии. Меня как главного архитектора не волнует какое-то там убранство. Мы работаем с масштабами, с параметрами, с плотностями, с таким понятием, как устойчивость территории.
«Многие воспринимают архитектуру как набор зданий, а на самом деле, архитектура — это пространство между зданиями». Так сформулировал мой друг, архитектор Кирилл Кугаевский. И это абсолютно верное восприятие смысла архитектуры, — говорит Павел Крутолапов
— Как вам работается без Генплана?
— Кто вам сказал, что мы работаем без Генплана? У нас действует Генплан 2003 года.
— Вы им были недовольны с самого начала.
— Никто не был им доволен. Да, он морально устарел. Но он нужен, потому что есть иерархия градостроительных документов, и верховный в ней — Генплан города.
Генплан разбивает город на цветные пятна: жилая застройка, рекреационная зона, промзоны, общественно-деловые центры. После принятия генплана начнем разрабатывать Правила землепользования и застройки — этот документ уже более осязаемый и предметный.
В новом Генеральном плане наконец появятся границы исторического центра. Это очень важно, потому что впоследствии в Правилах землепользования... будут прописаны и действовать другие, более жесткие требования, которых сегодня нет. А это положительно скажется на сохранении исторических объектов. Надеюсь, он будет принят в III—IV квартале этого года.
— Можете обозначить границы исторического центра?
— Российская — Тимирязева — Труда — Свердловский.
Исторический центр Челябинска будет определен Генпланом города в таких границах
— Входит ли в вашу задачу капитализация территории города в целом? Тем более вы привели пример с Остоженкой: взаимодействие застройщиков и архитекторов приводит к тому, что в результате получается радость и деньги для всех.
— Нет, это не входит в мои компетенции. Но так как мы плотно взаимодействуем с крупными застройщиками, целью которых является монетизация, то мы должны мыслить в этих показателях тоже.
Больше никакого Комсомольского проспекта
— В Челябинске есть примеры такого успешного взаимодействия?
— Да, есть. Например, в городе до недавних пор жилая застройка велась исключительно по принципу микрорайонов.
Сегодня в проработке находится уже несколько территорий, которые будут реализованы в квартальной застройке. И это будет новый продукт, с новыми подходами и принципами, строго закодированный. Кроме того, мы заявляем четкие и понятные требования к первым этажам новых многоквартирных домов.
Почему это так важно? Первые этажи человек воспринимает чуть ли не тактильно. Если он рядом с домом — ему плевать, что там на втором этаже и, тем более, каков архитектурный облик улицы в целом. Силуэт он оценит только издалека. Но ему крайне важно, чтобы было комфортно здесь и сейчас.
Поэтому у нас сейчас очень строгие требования к первым этажам: они должны быть нежилыми, адаптивными, высокими и легко трансформироваться под те или иные бизнес-задачи. Мы создаем продукт, который позволяет первый этаж со временем трансформировать в нежилой, если застройщику, допустим, пока невыгодно отдавать его под коммерцию. Мы не можем допустить второго условного Комсомольского проспекта.
— Вы о ларьках?
— Даже не о ларьках, а о первых этажах с разномастными входными группами. В новых районах мы ведем большую работу по разнообразию высотности, этажности, расстояний между объектами.
— Даже такие подробности регламентируются?
— Конечно. Возьмем пространство между домами. В микрорайонной застройке расстояние больше тридцати метров человек воспринимает как опасное, потому что он не может контролировать происходящее. Мы должны так регламентировать пространство двора, чтобы человеку там было уютно и он не имел потребности специально уезжать в другой район города...
— ...чтобы почувствовать себя получше?
— Именно так. Будем кодировать всю новую застройку в городе.
Центр Челябинска: что где чье?
— Хорошо, это требования к новой жилой застройке. Давайте поговорим о центре города и о пустырях. Вы настаивали в свое время, что город должен наконец перестать расти вширь.
— Отвечу. Администрация города, в лице КУИЗО, по поручению главы весь прошлый год занималась аналитикой земельных участков и недостроев в центре. Это гигантская работа, которая имеет стратегическое значение и не проводилась лет пятнадцать.
Невозможно руководить городом и как-то регулировать градостроительную политику, не понимая, что где чье, на какой точке в пространстве и во времени мы находимся.
— На каком вы сейчас этапе?
— Комитет по управлению имуществом и земельными отношениями эту работу провел. И сегодня мы анализируем информацию с учетом стратегии социально-экономического развития города, градостроительной проблематики центра. Мы анализируем — а что городу нужно?
— Серьезный вопрос.
— Раздавать земельные участки под исключительно сегодня летающие бизнес-модели уже невозможно.
Итак, у нас есть аналитика. Мы понимаем, какая обеспеченность жильем в разных районах города, понимаем обеспеченность образовательными, культурными, спортивными объектами. Большая работа ведется над созданием зеленого каркаса города.
Но главное: качественно построенный город — когда все общественные пространства находятся в десяти или пятнадцати минутах доступа и соприкасаются между собой. То есть из любой точки в десяти минутах ходьбы у вас — и общественное пространство, и спортивный зал, и сквер, и те или иные объекты с социальными функциями. Это большая работа, которую не реализовать и за десять лет. Важно, что мы ее начали. И, конечно, начали с центра. Но эта история про концепцию десятиминутного города.
Набережная: что будет построено летом
— У вас есть любимый проект, который работает на эту концепцию?
— Мой любимый и заветный участок — набережная. Странно, что в миллионном городе не сформирована набережная, конечно, но с другой стороны — это возможности.
Набережная — это невероятная точка роста для всего города. Это и есть основная связывающая артерия города, если мы говорим, в первую очередь, про главенство пешехода и комфорт для жителей.
На днях начались работы на участке набережной за «Мегаполисом». Проект разработан управлением архитектуры Челябинска
Один из макетов будущей набережной на участке от улицы Кирова до Труда
Дальше уже на набережную — как на ось, проложенную самой природой, — нанизываются разного рода пространства: спортивные, культурные, социальные, исторические и так далее. Тут нет ничего противоречащего и ничего непонятного.
— Расскажите, пожалуйста, что будет и когда.
— Работа ведется по всей набережной. Это означает — от Шершней и до ЧГРЭСа. Это называется мастер-план. Но, наверное, когда я говорю «работа ведется», вы представляете себе процесс мощения и освещения.
— Нет, я представляю архитекторов, которые рисуют красивый макет.
— Смотрите. Есть фрагменты, которые сегодня анализируются. Есть проекты, где сегодня работают архитекторы. Есть участки, которые уже будут построены в этом году, — это набережная за «Мегаполисом»: от Свердловского проспекта до Красной, дальше вдоль Сада камней и Исторического музея, а потом от филармонии и до улицы Труда.
На этом участке набережная будет подготовлена для прогулок уже в этом году
— Будет ли заужено русло Миасса? Как вы к этому относитесь?
— Мое отношение? Вы видели расширение в районе Торгового центра? Оно сделано искусственно. К чему это привело, мы все видим. И это сделали архитекторы.
Поэтому здесь важно не мое мнение, а мнение соответствующих специалистов. Есть экспертное заключение с перечнем мероприятий, которые необходимо выполнить, чтобы река стала чистой и красивой. И одно из мероприятий — приведение русла реки к единой ширине, в некий зарегулированный диапазон ширин.
Сужение русла — некорректный термин. Разговор идет о том, чтобы вернуть реку к исходным, заложенным природой берегам.
— В этом году по набережной можно будет гулять?
— Да. И важно — я хочу особо подчеркнуть, — эти объекты будут реализованы с пониманием сценария времяпровождения.
Такая широкая река в центре города — это ошибка архитекторов
Управление архитектуры впервые за 20 лет разработало и реализует собственный проект набережной — участок за «Мегаполисом»
Гулять по городу — это как?
— Если мы продолжим мысль о десятиминутной доступности городских сервисов, то в истории с набережной получится вот что. Неподалеку от участка за «Мегаполисом» — Алое поле, Кировка. От Кировки мы можем двигаться через Театральную площадь к драмтеатру. Дальше Горсад имени Пушкина, потом вокзал. Это и есть связанность. Так происходит сращивание пространства.
Если Челябинск долго существовал в парадигме «быстро и с закрытыми глазами доехать из точки А в точку Б», то сегодня мы наполняем содержанием сценарий «гулять по городу». И связываем пространство.
— Сейчас, если мы и выбираемся гулять, то на Кировку.
— Много лет для прогулок существовала исключительно Кировка. Но за последние полтора года мы прорисовали новые, достаточно серьезные маршруты.
Алое поле после реконструкции Крутолапов считает лучшим сквером города
Вот еще пример. Через Алое поле мы попадаем на бульвар проспекта Ленина. С бульвара — в бор и в парк Гагарина. С того же бульвара через сквер у публичной библиотеки приходим на набережную. Словом, мы связываем городские пространства пешеходными маршрутам.
В этом году продолжится работа на бульваре Академика Королева, прорабатывается вопрос о строительстве вело-пешеходного моста, который свяжет Тополинку и городской бор.
Яма Тартаковского
— Итак, в администрации собрана информация о том, что представляет собой территория центра. Например, участок на Ленина — Свободы — знаменитая яма Тартаковского. Что там происходит?
— Участок застраивается. Частное лицо, фамилию которого вы назвали, сейчас достраивает этот объект. Он согласован с нами.
— А что там будет?
— Насколько я понимаю, коллеги до конца не определились еще. Важно — и поэтому я спокоен, — здание гармонично вписывается в пространство. Проект делал талантливый архитектор Дмитрий Ступин, а внутренний функционал весьма адаптивен и трансформируется под разного рода задачи.
— А 30-этажная высотка на Алом поле — согласованный с вами проект?
— Да. Причем он был согласован во второй итерации. Коллеги серьезно переработали первый вариант.
— Какие у вас были претензии?
— Первый момент: не был учтен исторический градостроительный контекст, а именно педагогический университет и монолитные 14-этажки по проспекту Ленина. Стилобатная часть высотки была переработана, к ней применены те же пропорции, что и в педуниверситете. Теперь здания коррелируют друг с другом.
Второе. Объект изначально был черным. И это тоже никак не билось с тем, что он завершает (либо начинает) линию многоэтажек и является доминантой. Он будет белым и стеклянным.
Третье. Проект был переработан так, чтобы начисто исключить непроходную парковку перед торговым комплексом «Алое поле». Никаких машиномест там не будет. Мы восстановим естественную связь бульвара по проспекту Ленина с великолепным, одним из лучших в городе, сквером Алое поле.
Элеватор и кластер Svobody2
— Нас интересует судьба промышленных объектов в центре города. Считаете ли вы удачным проект Svobodа2 на месте завода оргстекла?
— Да.
Центр креативных индустрий на площадке закрытого завода оргстекла — первый опыт реновации промышленных пространств в Челябинске
— Но к нему невозможно пройти.
— Да. Но он находится на набережной. И впоследствии будет связан с центром города.
— А Белый рынок на площадке радиозавода «Полет»?
— Удачный проект, да. Но в чем вопрос? Не имеет вообще никакого значения, как я к этому отношусь. Я не могу одобрять или не одобрять эволюционные процессы. Это все равно, что быть недовольным тем, что растут волосы.
Есть территория, которая не может сегодня считаться устойчивой. На нее формируется другой запрос. И если предприниматель, девелопер видит в этом ресурс, то получается отличный кейс, который впоследствии рождает то самое городское сообщество и возможность для городских сообществ.
— Есть еще в городе подобные объекты?
— Давайте я расскажу про «Клоповник»! В бывшей типографии Дома печати создано новое арт-пространство, где молодые ребята делают очень крутые, интересные штуки.
— Мы тоже любим «Клоповник», но это же не бывшая промышленная площадка?
— Типография — промышленный объект. Важен прецедент, когда девелопер под некие городские сообщества создает пространство. Не менее значимая история, которую мы должны поддерживать, как управление архитектуры, — появление сообществ, которые будут формировать пространства.
Они придут и скажут: вот мы придумали такую штуку, где бы нам ее осуществить? Мы их возьмем под ручку и будем сопровождать.
— Они скажут: мы хотим элеватор.
— Они скажут что угодно. Если это будет в правовом поле, если это будет интересно для города, даже если я лично с этим не согласен, — ради бога. Я поддержу.
Роскошный разрушенный печальный элеватор в ожидании реновации
— Даже гипотетически элеватор?
— Дался вам этот элеватор. Что бы там ни сделали сегодня, элеватор не полетит. Там не сработает бизнес-идея.
Без комплексного переосмысления всей территории, на которой находится большое количество низкорентабельных бизнес-моделей, причем в самом центре города: склады, гаражи, шиномонтажи — ничего там не получится. Что, нельзя аккумулятор поменять где-нибудь подальше от центра? На днях в области принят закон комплексного развития территории. И территория, о который мы говорим, подпадает под реновацию.
Вокруг элеватора сейчас так: сарайки, шиномонтажки, гаражи
Элеватор, как памятник архитектуры и — я не иронизирую, — один из символов Челябинска, должен стать смысловой и архитектурной доминантой в конкретно взятом пространстве.
А если просто внутренне переработать элеватор — получится еще раз кластер креативных индустрий Svobodа2. Прекрасное пространство, куда никто не приходит, потому что нет пользователей, жителей. С элеватором будет то же самое.
В Челябинске нет приличного жилья
— Дешевое жилье в Челябинске — это хорошо или плохо?
— Сегодня плохо. В Москве — хорошо. В Челябинске — плохо. У нас жилье только дешевое с точечными примерами квартир бизнес-класса.
Что такое, собственно, жилье? В сухом остатке, это квадратные метры, на которых ты можешь согреться, переночевать и хранить какие-то свои вещи. Это слабая ценность на сегодняшний день. Ценность имеет жилье, обладающее набором дополнительных ценностей: соседское комьюнити, возможность комфортно и содержательно провести время во дворе и на прилегающей территории, доступ к ближайшим сервисам и так далее. А вот такого жилья немного. Таких предложений — единицы.
Дешевого жилья, которое содержит ценностей не больше, чем двор с машинами, в городе — 90 процентов. В этой парадигме дешевое жилье в Челябинске — это плохо от слова совсем.
Потому что человек, который хочет купить себе квартиру с ценником 30—35 тысяч рублей за квадратный метр, он его и так купит. А тот, кто хочет приобрести дополнительные смыслы и сценарии, пусть они стоят 65—80 тысяч рублей за метр, — не разбежится в выборе. В городе всего несколько объектов, которые дают развернутый набор возможностей. Это...
— «Ньютон»?
— «Ньютон» — при том, что компания «Голос» действительно создала прорыв в смысле сервисов и комфортной среды внутри комплекса, все же находится в такой локации, которая не позволяет им торговаться на отметке 75 тысяч рублей за метр.
В отличие от «Башен Свободы». Потому что «Башни Свободы» помимо внутренних сервисов содержат в себе и Алое поле, и Оперный театр, и набережную. Все радости центра города. И эта локация позволила им еще процентов на двадцать поднять ценник по сравнению с «Ньютоном».
Второй пример — ЖК «Лесопарковый».
— Ну для миллионного города, конечно, это слезы.
— Да. Два комплекса — и это всё! Поэтому, когда мне задают вопрос про жилой объект на Алом поле, я понимаю, что там будет и соответствующий ценник, и неплохие сервисы, и жилье класса выше среднего. Центр Челябинска сегодня с точки зрения возможности для жилья имеет самый высокий спрос и самое низкое предложение.
— Парадокс.
— В центре города варианты: хрущевки-пятиэтажки и невозможности что-то реновировать, сталинки, многие боятся возраста, эксперименты нулевых и 90-х с очень низким ценником — и не было новых объектов. Вот сейчас появляются объекты с новым набором сервисов, и мы видим, какой на эти объекты спрос. И он превышает предложение.
Последний, очень важный вопрос
— Вы видели проект нового Конгресс-холла?
— (Долгая, очень долгая пауза) Алексей Леонидович по этому поводу сказал всё, что возможно.
— Вам лично, как архитектору, интересно в этой истории поучаствовать?
— Я бы там жил. Когда объект начнет строиться, я буду сопровождать его до последнего болта. Нет другой излучины реки. Нет более важного места в городе.
