В Камерном театре состоялась премьера «Воспоминаний о будущем»
Михаил Анчаров был очень талантливым рисовальщиком и перед войной поступил в Московский архитектурный институт. Он один из первых советских бардов, старший из шестидесятников. Высоцкий и Галич считали его учителем. Немногие знают, что знаменитая песня про дивизии «Эдельвес» — анчаровская.
Поэт, писатель, художник, кинодраматург, бард Михаил Анчаров
Парашюты рванулись,
Приняли вес.
Земля колыхнулась едва.
А внизу — дивизии
«Эдельвейс»
И «Мертвая Голова».
Автоматы выли,
Как суки в мороз,
Пистолеты били в упор.
И мертвое солнце
На стропах берез
Мешало вести разговор.
Анчаров закончил Военный институт иностранных языков (учился с Аркадием Стругацким) и служил в СМЕРШе на Дальнем Востоке переводчиком с китайского. Потом он напишет едва ли не первую в СССР песню о штрафбате. Мучительный, страшный, невыговариваемый фронтовой опыт молодого человека станет темой многих его произведений.
Текст Анчарова — это самостоятельный герой спектакля Олега Хапова «Воспоминания о будущем». Огромный, длиной в час, монолог, который совершенно гениально держит Виктор Нагдасев — заслуженный артист России и один из основателей Камерного театра. Держит так, что ты не в пятом ряду, а внутри голого окопчика, под танком, сидишь и дрожишь от смертного ужаса вместе с ним, с солдатиком, последним живым из роты.
В главной роли заслуженный артист России Виктор Нагдасев
Это монолог взрослого человека, советского художника. Ему предстоит творческая встреча с работниками АвтоВАЗа в Тольятти. Тольятти — это там на Волге городок, который назывался Ставрополь, — где он первый бой принял в 1942 году, этот будущий художник, и его «не убило ни разу».
Мы в типичной советской квартире с дребезжащим телефоном. А задняя стена квартиры — это товарный вагон. Двери вагона разъезжаются с каким-то свистящим звуком, как будто открывается вход в иной портал. За этими раздвижными дощатыми стенками — война.
Все правильно: война все это время там сидит, никуда не уходила. Как память пережитого кошмара никуда не уходит и пропитывает твой каждый нормальный будний день, раз уж выжил и пока еще живой. Как никуда не делся и товарный вагон, в котором перевозили скот, станки, зерно, бомбы и людей — от войны и на войну.
Ты живешь в благоустроенной квартире с телефоном, но одна стена в доме разъезжается и опрокидывает тебя опять туда — в страх, холод, огонь и смерть. Такое наотмашь лаконичное решение нашел главный художник Камерного театра Сергей Александров.
Казалось бы, ну чего еще мы не знаем про войну?
Чего мы еще не знаем после того, как напечатаны «Прокляты и убиты» Виктора Астафьева и «Мой лейтенант» Даниила Гранина? И «Мертвым не больно» Василя Быкова, и «Блокадная книга» Гранина и Адамовича, и «Воспоминания о войне» Николая Никулина? Нам тут все не перечислить. Анчаровская повесть — из этого же ряда. Великая проза писателей-фронтовиков, оставивших документальные свидетельства о войне.
В настоящем времени на сцене не происходит ничего. Может быть, минут пять формальных мизансцен с телефоном и чемоданом. Суть и нерв спектакля — в разорванных лоскутных картинках войны, реконструированных искренним выпуклым текстом Михаила Анчарова и искренним теплым голосом Виктора Нагдасева.
Вот он в первый день на войне, восемнадцать лет, рядовой из запасного полка. Привезли на фронт, ночь, взрывы, все куда-то бегут, атака, растерялся, упал, оглох, встал и не понял, наступает он или отступает, и роты нет никакой, взрыв, ни рук, ни ног, полз, замороженную клюкву губами подобрал, встал, упал, воздух «густой и липкий от разрывов», свалился в окоп к нашим, прямо на кашу, которую они ели, но его не убили, а дали горячей воды из радиатора, и он помылся прямо у танка, а в баньку он не пошел, а все, кто пошел, полегли на месте, потому что прямо в баньку прилетел снаряд. И это был первый день войны, и убили этого пацаненка за первый день примерно шесть раз.
Ты слушаешь этот текст — насквозь бытовую, предельно четкую картину событий — и не надо никакого свиста пуль, ни грохота канонады, ни военных песен. И вопросов нет никаких. Ни зачем, ни почему, ни за что. Потому что все вопросы тупые, когда жизнь кончается смертью вот так, без предупреждения, просто голову не туда повернул.
Ты сидишь внутри плотного анчаровского текста, тебе больно и страшно.
В спектакле есть еще и живописная линия — герой все же стал художником, поэтому его переживания как-то проникнуты эстетикой Рембрандта и Леонардо, и видеоряд нам услужливо напоминает хрестоматийные полотна, но... при всем уважении к великим мастерам, в ткани повествования все это вторично. И не трогает. Наверное, потому что очень далеко.
Вся сцена населена невидимыми отчетливыми людьми. Вот Гришка Абдульманов, такой же мальчишка, однополчанин, так мечтал о сушеной дыне. Вот молчаливые люди на вокзале в Фергане, с черными глазами, прямо толпа. И дети, и бабушки. Стоят в очереди за едой, а тут наш солдатик, бегом-бегом из санитарного эшелона. Ему без очереди отвесили три килограмма этой сушеной дыни — потому что он не эвакуированный, а фронтовик, а значит, «военный бог».
И вот он поворачивается с желтым комком к толпе... И понимает, что это не лакомство у него. А еда. И он по одному липкому ремню вытягивал из спутанного клубка и вкладывал в протянутые руки. Пока все не отдал. Всех этих людей видишь — их горячие голодные глаза без надежды. Слышен сладковатый кондитерский запах дыни и почему-то керосина. Такой оптический и ароматический эффект текста.
Вокруг меня женщины в зале всхлипывали. Дети воюют на войне. Дети, которые любят сушеную дыню и не понимают, куда бежать, когда атака.
Режиссер Олег Хапов назвал свой спектакль «Воспоминания о будущем». Михаил Анчаров очень удивился бы, если бы узнал, как сейчас, через 77 лет после войны, звучит его текст.
